Как Ты, будучи Иудей, просишь пить у меня, Самарянки?
Иоан. 4, 9
Самаритянская община – подлинный раритет человеческой цивилизации, живое свидетельство эпохи Второго Храма, застывшее в потоке времени.
Сокращаясь от века к веку, скованная в своем развитии враждой и деспотизмом сменявших друг друга властителей, она все плотнее сворачивалась в непроницаемый для внешнего мира кокон ветхозаветных предписаний, чтобы вновь вернуться к жизни в момент, когда древняя земля Израиля освободится из ледяных объятий иноземных культур. А пробудившись, эта община проявила поразительную гибкость и жизнеспособность, столь несвойственную историческим реликтам.
У самаритянской общины два лица. В будние дни квартал Неве-Пинхас, что на окраине Холона, неотличим от обычных зажиточных "спальных" районов израильских городов. Небольшие виллы, окруженные зеленью, тенистые улочки, детские площадки и стоянки для машин. Белые столики во дворах, еврейские имена и фамилии на дверях квартир, иврит, звучащий со всех сторон, запах специй и жареного мяса. Люди одеты скромно, но вполне современно. Женщины в платьях или джинсах, мужчины в футболках или обычных рубашках. Никто не покрывает головы кипами и другими головными уборами. Лишь перед сквером непонятная надпись из странных значков, похожих на шумерскую клинопись, может вызвать удивление, но случайный посетитель, скорее всего, отнесет ее на счет чудачеств местных жителей.
Второе лицо общины открывается с наступлением субботы. От праздности вечерних двориков, непринужденности и благоденствия не остается и следа. Гул голосов, звучание автомобильных сигналов, детский визг сменяются торжественной тишиной. К середине дня самаритяне облачаются в традиционные праздничные одежды. В домах до исхода субботы гаснет свет, прекращаются работы, связь с внешним миром прерывается. Наступает день молитв. У самаритян четыре молитвы: в пятницу вечером, рано утром (с трех часов утра до первых лучей солнца), днем и вечером. В перерыве между молитвами читаются главы из Пятикнижия.
Тора самаритян отличается от еврейской. Изменения несущественны, но они есть. Однако значительно важнее другое. В отличие от евреев, самаритяне верят, что Тора была завершена уже после вступления Иисуса Навина в ханаанскую землю – его современником Авишуа бен-Пинхасом ха-Коэном на горе Гризим. Почему именно на Гризим? Потому что Гризим и есть та самая гора Мория, где Авраам собирался принести в жертву своего сына Ицхака. Священное место для всех евреев. И если бы не человеческая глупость и гордыня, оно бы и осталось таковым, убеждены самаритяне. Но судьба распорядилась иначе, и это стало причиной раскола и бедствий еврейского народа.
Самаритянская традиция отказывается принимать версию о том, что весь народ Израиля был уведен ассирийским царем в изгнание. Это, утверждают ее приверженцы, не более чем преувеличение и плод злопыхательства иудеев. Часть людей, в основном элита, действительно, попала в плен и была уведена за пределы Израиля, но большая часть осталась – в основном потомки Йосефа, разделившиеся на колена Эфраима и Менаше. Остались и потомки левитов, которые из поколения в поколение передавали священные традиции народа.
Все сегодняшние самаритяне относят себя к потомкам Йосефа. Семья (или клан) Цдака Ацапори считается наследниками Менаше, семьи Дафни, Иегошуа, Мархив и Шашони – колена Эфраима.
Официальная версия, основанная на ТАНАХе, менее романтична. Согласно ей нынешние самаритяне – потомки языческих племен из Междуречья, Северной Сирии и Западного Ирана, в основном – кутейцы, покоренные царем Ассирии и переселенные им на территорию разрушенного Израильского царства. "И перевел царь Ассирийский людей из Вавилона, и из Куты, и из Аввы, из Емафа, и из Сепарваима, и поселил их в городах Самарийских вместо сынов Израилевых. И они овладели Самариею и стали жить в городах ее" (IV Царств, 17:24). Обосновавшись на новой земле, пришельцы вобрали в себя остатки местного населения и приняли нового Бога.
Предоставленные сами себе, самаритяне установили святилище на горе Гризим и вполне мирно соседствовали с теми евреями, которые остались в разоренной Вавилоном Иудее. Раскол (и здесь обе версии совпадают) произошел после возвращения евреев из вавилонского плена и прибытия в Иерусалим Эзры и Неемии. Самаритянские хроники гласят, что "шомроним", предвкушая возрождение единого царства, обратились к Неемии с просьбой позволить им участвовать в восстановлении нового Храма, но получили решительный отказ на том основании, что они-де не евреи и потому не могут иметь своей доли в священнодействии. ТАНАХ возлагает вину за произошедшее на самаритян, которые в своей ревнивой приверженности горе Гризим как мифической святыне, делали все, чтобы помешать возрождению Храма, – строили козни и срывали восстановительные работы. Тогда разгневанный Неемия особым указом отстранил самаритян от участия в строительстве: "А вам нет части, и права, и памяти в Иерусалиме" (Неемия, 2:20).
Так или иначе, после отказа Неемии отношения между двумя братскими народами дали трещину, которая с течением времени только углублялась, пока не превратилась в пропасть. Евреи презрительно именовали самаритян кутейцами, подчеркивая их языческое происхождение. Еврейские первосвященники запретили своей пастве вступать в браки с самаритянами, делать обрезание у "моэлей-кутейцев", окунаться в их миквы, есть их пищу.
Самаритяне отвечали евреям аналогичными запретами, а также мстили им, доставляя всевозможные неудобства и неприятности. Мешали паломникам из Галилеи следовать через Самарию; разжигали костры на вершинах гор не в преддверии праздников, как было принято, а в обычные дни, чтобы запутать своих соседей; натравливали на евреев враждебные им племена.
Завоевание Палестины Александром Македонским не изменило ситуацию. Великодушно отозвавшись на мольбы самаритян, Александр Македонский разрешил им воплотить в жизнь свою мечту – построить храм на горе Гризим. На протяжении двухсот лет на Святой Земле было два храма – в Иерусалиме и в Самарии. Это обстоятельство отнюдь не способствовало сближению двух народов, но связи между ними еще не были окончательно разорваны. Вражда тлела, однако ее еще можно было преодолеть. Воцарение же хасмонейского царя Йоханана Гиркана развеяло всякие надежды на примирение.
Преисполненный кичливой веры в свое превосходство, Гиркан решил покончить с "самарийской ересью". Вторгшись в Самарию, он опустошил ее и, дабы окончательно сломить "язычников" и обратить их лицом к Иерусалиму, сровнял с землей храм на горе Гризим. Для самаритян это было потрясением столь же ужасным, как для евреев – разрушение их Храма Навуходоносором.
Отныне Храм в Иерусалиме стал для самаритян символом бездушия и лжи. Они называли его не "Бейт ха-микдаш", а "бейт ха-махташ" ("дом стыда"). Их озлобление породило едва ли не первые в истории антиеврейские наветы. Поверье, пустившее глубокие корни в Самарии, гласило, что в иерусалимском Храме, в месте, где должен находиться "арон ха-кодеш" (вместилище Торы), евреи прячут человеческий скелет и тайно ему поклоняются. Самаритяне находили особое удовольствие в том, чтобы осквернять этот Храм, разбрасывая вокруг него кости людей и животных, что должно было еще больше подчеркнуть "мерзость" этого места.
Впрочем, евреи в своих предрассудках не уступали самаритянам. Встречая их, они брезгливо отворачивались, обходили стороной Самарию, которую считали "нечистой" и оскверненной, распространяли слухи, что "шомроним" поклоняются языческому богу кутейцев Нергалу и чуть ли не приносят человеческие жертвы. То был типичный пример ненависти, рожденной религиозной слепотой и мелочными придирками. Тогда еще ни евреи, ни самаритяне не подозревали, какой будет расплата за невежество и высокомерие.
После разрушения Второго Храма взаимная этническая ненависть не ослабла. В Иудее и в диаспоре победили "прушим" – сторонники реформированного иудаизма. Храмовая культура исчезла.
В отличие от евреев, самаритяне не изменили прежним традициям ни на йоту. Даже в отсутствие своего Храма они продолжали приносить жертвы на горе Гризим; они отказались принять Устную Тору, считая ее производным и надуманным комментарием священных текстов; они соблюдают только те праздники, что указаны в Торе. Пурим и Ханука для них не имеют ни малейшей ценности. Впрочем, и религиозные праздники самаритяне отмечают не так, как евреи. "Сукка" их устанавливается не на улице, а внутри квартиры и являет собой разноцветный "ковер" из фруктов, подвешенный под потолком. "Это очень трудоемкая, пожалуй, даже ювелирная работа – подвесить каждый плод к потолку так, чтобы вместе они составили нужный орнамент, – говорит Шахар. – Так предписывает традиция. Мы не строим шалаши, как евреи".
Единственная книга, которую самаритяне почитают кроме Торы, – Книга Иешуа бин Нуна (Иисуса Навина), но она не имеет ничего общего с одноименной книгой в ТАНАХе. Самаритяне ревностно сохраняют сан первосвященника из рода коэнов – потомков Итамара, сына Аарона. Первосвященник одновременно и глава общины.
"Шомроним", как и евреи, построили свои синагоги, но здания эти подчеркнуто скромны, непритязательны и создают впечатление временности. Лишь внутреннее убранство новой синагоги в Неве-Пинхасе выполнено в более изящном и торжественном стиле. При этом самаритяне крайне благоговейно относятся к храмовой обрядности. Перед входом в синагогу, например, они, как это делали раньше евреи перед вступлением в Храм, разуваются – ведь сказано в Торе: "сними обувь твою, ибо место, на котором стоишь, есть земля святая..." Самаритяне не носят кипу и не накладывают тфилин, так как считают эти символы измышлениями галутных раввинов. Они придерживаются своего календаря, отличного от еврейского, который ведут от момента вступления Иисуса Навина в землю ханаанскую.
Религиозное рвение самаритян уникально, и оно было щедро вознаграждено: спасение пришло, когда история уже занесла над ними свою длань. Однако сегодня, оглядываясь в прошлое, можно предположить, что при более благоприятных обстоятельствах и более искушенных вождях самаритяне могли не только выжить, но и остаться хозяевами этой земли на века. И тогда современная история ближневосточного конфликта пошла бы совсем по другому пути...
Александр Майстровой. Стражи горы Гризим >> Фото: Наташа Мозговая. Самаритяне >>О самаритянской письменности
